Пожалуй, нет ничего более странного, чем написать рецензию на сборник рецензий. Ладно, ладно, конечно, найдется еще много абсурдного в пространстве литературы, но это не отменяет практически монтипайтности подобной затеи. Тем не менее, такое случается с завидной постоянностью, благо с такой же завидной постоянностью издаются сборники рецензий от критиков разной степени известности и компетентности. В таком случае пишут либо о том, насколько критик прозорлив, либо — насколько он узколоб, могут похвалить еще язык изложения и небанальность выводов. Правда, критик критика должен был бы сперва ознакомиться с произведениями, о которых пишет критикуемый критик, что весьма затрудняет затею. Тут воображение подсовывает и вовсе дурную идею: рецензию на сборник рецензий на сборники рецензий. Вот тут точно следует остановиться по целому ряду причин, тем более, что в случае с «Абсолютной пустотой» Станислава Лема все эти рассуждения (во время которых очень хочется скатиться в низовые метафоры о переваривании уже переваренной пищи) могут быть лишь присказкой для зачина, так как пусть «Абсолютная пустота» и является сборником рецензий, но рецензий, являющихся полностью самостоятельными произведениями, так как написаны они на несуществующие книги. Пардон, все-таки на книги, существующие исключительно в голове Станислава Лема. Правда, в данном случае есть аспект, который все же делает написание рецензии на этот сборник рецензий затеей достаточно бессмысленной, но о нем будет сказано позже, под занавес, так сказать.
«Абсолютная пустота» создавалась в тот период, когда Станислав Лем устал от традиционных форм фантастических произведений и принялся за различные литературные эксперименты. Есть большой соблазн объяснить появление подобной книжки желанием воплотить в жизнь различные идеи, не создавая на их основе полноценные романы или там повести. Вот есть у автора некая идея, он понимает, что на ее основе можно написать интересный текст, но он неизбежно окажется настолько пространным, что на него придется потратить изрядное количество времени, а тут вам выход — рецензия на выдуманную книгу позволит дать идею в концентрированном виде. К некоторым из рецензий из «Абсолютной пустоты» это соображение идеально подходит. Например, «Группенфюрер Луи XVI» мог бы стать отличным романом, о том, как фашистский генерал устроил чудовищную ролевую игру в глуши Южной Америки. Думается, напиши Лем этот роман, успех был бы гарантирован. Но большая часть идей, легших в основу текстов из рассматриваемой книжки, могла быть гармонично воплощена исключительно так, как это в итоге сделал Станислав Лем. Когда он принимается, например, пародировать «Улисса» Джеймса Джойса в «Гигамеше» или феномен «нового романа» в «Ничто, или Последовательность», понятно, что исходная идея была как раз в том, чтобы написать данную пародию. И ничего иного. Гораздо интересней проговорить достаточно провокационную идею о том, почему мы до сих пор не нашли в космосе следов других цивилизаций (спойлер: потому что они не хотят, чтобы их нашли) в нобелевской речи несуществующего ученого («Новая Космогония»), чем писать на эту тему предельно серьезное эссе или полноценный роман.
Но если уж одна из возможных ошибок в интерпретации этой книжки («Абсолютная пустота» как папка с нереализованными черновиками) была успешно обойдена, то не стоит поддаваться очарованию другой, прямо противоположной, но при этом вытекающей из первой («Абсолютная пустота» как тотальная пародия). Да, здесь мы можем обнаружить наиостроумнейшие вещи (скажем «Робинзонады» или «О невозможности жизни; о невозможности прогнозирования»), но это не означает, что в них Станислав Лем не остается все так же серьезен, как и в своих далеко не пародийных вещах. С другой стороны, читая вроде бы совсем не смешные рецензии («Культура как ошибка» или «Не буду служить») нельзя отмахнуться от ощущения, что автор продолжает забавляться, вот только шутки в этих текстах тоньше и завуалированней. Даже в тех текстах, в которых Станислав Лем обрушивается на раздражающие его новые течения в литературе, всегда содержится ядро, которое пусть и вызывает смех, но все равно подталкивает к размышлениям. А то, что написаны эти тексты саркастично, лишь оттеняет исходные идеи.
Если у читателя этих строк возникло впечатление, что тексты, собранные в «Абсолютной пустоте», сложные и требуют чрезвычайно внимательного прочтения с неизбежным эффектом «кажется, я чего-то недопонял», то оно ошибочно. На самом деле Станислав Лем пишет просто и понятно. От каждой рецензии можно получить огромное удовольствие именно за счет того, как легко она написана. Сложность заключается исключительно в том, как все эти тексты собраны вместе. И вот тут-то и становится ясно, что автор применяет все известные ему уловки, обходные пути и способы запутывания читателя. В некотором смысле перед нами вовсе не сборник, скажем, эссе, а самый натуральный роман, но роман, в персонажах которого ходят не выдуманные личности, а идеи. Если посмотреть на «Абсолютную пустоту» с такой точки зрения, то становится ясно, насколько новаторской является эта книжка, пусть писать рецензии на несуществующие книги придумали задолго до ее появления. Идеологи «нового романа» должно позеленеть от зависти и уйти курить за угол, Станислав Лем пришел и показал им, какой может быть постмодернистская литература. В этом отношении «Абсолютная пустота» до сих пор остается современной, пусть с момента создания и прошло более полувека. Написано, скажем так, на вырост.
По-настоящему несерьезным Станислав Лем позволяет себе побыть только в предисловии. В нем он, с одной стороны, безжалостно, а с другой — обескураживающее иронично критикует сам себя. По сути перед нами как раз рецензия на сборник рецензий. Прочитав ее, любой критик усомнится в том, что стоит садиться за препарирование этой книги, ведь сам автор уже все сделал за него. Было бы большим самомнением считать, что у тебя получится лучше. Конечно, не получится. Понимая это, автор этих строк не ставил перед собой иной цели, чем просто привлечь внимание читателей к «Абсолютной пустоте». Остается надеяться, что получилось.
Они давно женаты и до сих пор любят друг друга, но почему-то живут порознь: он в сумрачном Детройте, она в жарком Танжере. Однажды во время видеозвонка она понимает, что он пребывает в глубокой депрессии и, возможно, находится в шаге от самоубийства. Тогда она собирает чемоданы и отправляется в Детройт, где находит его в забитом музыкальными инструментами и грампластинками особняке. Кажется, она успела, и теперь все будет хорошо, но тут в их жизнь врывается ее сестра. Именно из-за нее в какой-то момент все катится к чертям собачьим.
Прочитав предыдущий абзац, не знакомый с «Выживут только любовники» человек решит, что речь пойдет про этакую мелодраму о кризисе семейных отношений. Таких фильмов наснимали великое множество, наверняка, найдется и с похожей коллизией. Но тут надо сделать небольшую поправочку: главные герои – вампиры. Со всеми входящими: спят днем, бодрствуют ночью; пьют кровушку человеческую; им уже столько лет, что они, наверное, с трудом вспомнят свой возраст; и такие кризисы они проходили уже много раз. Зовут их крайне символично: Адам и Ева. Вносит ли все это какие-либо корреляции в восприятие фильма? Скажем так, почти нет. Джим Джармуш всегда любил снимать про неприкаянных маргиналов, в этом отношении вампиры оказываются идеальными его героями. И, конечно, вся эта история про нас с вами, дорогие товарищи люди, а не про бессмертных существ.
Для того, чтобы сейчас говорить о «Выживут только любовники», учитывая, что с момента их мировой премьеры прошло без малого восемь лет, нужно вспомнить ситуацию, сложившуся тогда в массовом кинематографе. А именно – из-за феноменального коммерческого успеха экранизаций романов цикла Стефани Майер «Сумерки» вампиры вновь стали модными киногероями. Было в этой ситуации что-то такое парадоксальное, что даже весь из себя контркультурный и артхаусный Гас Ван Сент, очертя голову, добивался возможности поставить финальные части «Сумерек». Ему, конечно, не дали, возможно, и зря. И вот Джармуш, который точно еще дальше от массового кино, чем Ван Сент, берет и сочиняет историю на модную тему. Зовет на главные роли сплошь звезд: Тома Хиддлстона (Адам), Тильду Суинтон (Ева), Миу Васиковска (Ава, сестра Евы), Антона Ельчина (личный дилер Адама), Джона Хёрта (Кристофер Марло, да-да, тот самый елизаветинский драматург, который сочинил «Доктора Фауста», он оказался вполне себе вампиром), Джеффри Райта (врач, снабжающий Адама отборной кровью). Более того, делает своих вампиров вполне себе современными, они на людей не охотятся, предпочитают кровь из больниц. И как полагается по новой вампирской традиции, строит коллизию вокруг отношений, а не всяких там ужасов. Можно представить себе недоумение тех, кто прибежал в кинотеатры смотреть вампирское кинцо, к тому же с голым Хиддлстоном, но при этом раньше не сталкивался с феноменом Джармуша. Ведь, как и говорилось выше, вампиры для Джармуша оказались прямо-таки типичными героями. Вышел же у него фильм в лучших именно его, Джармуша, традициях. Можно ли это назвать деконструкцией модной темы? Безусловно, никто не запрещает кидаться подобными вердиктами, тем более что и доказательства тому в фильме найдутся. Но говорить все-таки надо скорее о том, что Джармуш продемонстрировал одну простую идею: вампирское кино (как формат) подходит для любого сюжета, сами по себе бессмертные кровососы стали столь универсальным символам, что их можно использовать для любых целей. В данном случае они хорошо срифмовались с темами меланхолии, вековечной тоски, поиска предназначения и, конечно, любви. Причем любви такого уровня, про которую можно сказать именно что словами Шекспира: «Любовь — не кукла жалкая в руках / У времени, стирающего розы / На пламенных устах и на щеках, / И не страшны ей времени угрозы. / А если я не прав и лжет мой стих, / То нет любви — и нет стихов моих!», сонет 116-ый (перевод С. Маршака). А чтобы зритель все понял, Ева читает эти строки, когда летит к Адаму из Танжера в Детройт.
«Выживут только любовники» просто напичкан бесконечным количеством всевозможных культурных аллюзий, но, прежде всего, в глаза лезут литературные. В какой-то момент это кажется полнейшим дурновкусием. Начнем с того, что главных героев зовут Адам и Ева (прозрачней и банальней не придумаешь). Приходя в клинику за донорской кровью, Адам с целью конспирации вешает на медицинский халат бейджик с фамилией Фауст, его поставщика крови зовут Уотсоном. Главные герои для фальшивых паспортов используют исключительно литературоцентричные псевдонимы: у него на имя Стивена Дедала (привет, «Улисс» Джеймса Джойса), у нее на имя Дэйзи Бьюкенен (фанаты «Великого Гэтсби» Фрэнсиса Скотта Фицджеральда радостно встрепенулись). Ну, и так далее. Тут было бы достаточно одной только сцены, в которой Ева перед отъездом в Детройт кладет в чемодан любимые книги. А есть еще аллюзии (в том числе аллюзии Джармуша на собственные фильмы), которые так просто и не заметишь. Но отторжения подобная чрезмерность не вызывает, она компенсируется тонкостью всего остального. Кстати говоря, само название фильма является сложносочиненной аллюзией. Это немного перефразированная цитата из стихотворения Джека Линдсея «Возрожденная Земля». В оригинале выглядит вот так: «…only lovers were left alive…». Соответственно, сам фильм Джармуша называется «Only Lovers Left Alive». Любопытно, что именно так назвал в первой половине 1960-ых свой постапокалиптический роман Дэйв Уоллис. В этом романе по миру прокатывается жуткая волна самоубийств, но с жизнью кончают исключительно взрослые. В какой-то момент на Земле остаются только дети и подростки, им-то и строить новую цивилизацию. В свое время книжка эта наделала такого шума, что за ее экранизацию собирался приняться Николас Рэй, прославившийся «Бунтарем без причины» с Джеймсом Дином. В итоге фильм так и не состоялся (а жаль, могло бы получится по крайней мере любопытно). Во второй половине 1970-ых Джармуш работал ассистентом именно у Рэя. Поэтому название рассматриваемого фильма является не только цитатой из стихотворения Линдсея, но еще и данью уважения учителю. Кстати говоря, контркультурный роман Уоллиса (а в свое время он наделал большого шума, это сейчас такой сюжет является мейнстримом) был тихо и скромно опубликован в России в журнале «Вокруг света» (в 1991 году) с существенными сокращениями и под заголовком «Молодой мир». Полного перевода отечественный читатель так и не получил, переизданий массовым тиражом так и не случилось. Хотя, конечно, сам по себе роман Уоллиса заслуживает большего, хотя бы с точки зрения заполнения культурных лакун.
Но отвлечемся от романа Уоллиса (он заслуживает, конечно, более подробного разговора) и вернемся к фильму Джармуша. Выше уже было сказано, что чрезмерность цитат и аллюзий искупается тонкостью исполнения, пришла пора сказать именно об этом. «Выживут только любовники» стоит на четырех китах. Первый: чарующая ночная атмосфера. Оператор Йорик Ле Со творит подлинное волшебство. Тут много теней, расфокусированного света фонарей, кажется, что при просмотре можно унюхать ночную прохладу. С одной стороны, из несколько игрушечных домов Танжера, а с другой – из заброшенных зданий Детройта строится чарующий призрачный мир, в котором в пустоте бродят неприкаянные бессмертные. Тут нет выкручивания цветов до предела, как модно делать в блокбастерах, тут все неброско и оттого почти нереально. Второй: тщательно продуманная обстановка в домах Адама и Евы. У него – бесконечное количество всевозможных музыкальных инструментов, всякой звукозаписывающей аппаратуры и предметов антиквариата, у нее – почти пустая квартира, в которой в какой-то момент мы обнаруживаем причудливую библиотеку на лестнице. Пространство их домов индивидуально, предельно обжито, не кажется простой декорацией. Порой Джармуш не удерживается от иронии и показывает, что книги у Адама хранятся в самых неподходящих местах, даже в холодильнике. В самом-то деле – зачем еще вампиру холодильник, если кровь он держит в специальных термосах? Третий (возможно, его надо бы назвать первым): чарующий саундтрек. Он по-настоящему ночной и тревожный, но в то же время предельно меланхоличный. Музыка так сшита с картинкой, что и зазора не видать, бритву не просунешь. Звучание и изображение дополняют друг друга, усиливают плотность фильма, не дают от него оторваться. Ну, и очевидный четвертый кит: актерская игра. Из Суинтон и Хиддлстона получились идеальные вампиры. Да, они предельно человечны (Джармуш даже оставил им право на сердцебиение), но при этом они выглядят существами не от мира сего, теми, кто познал глубины времени, прожил столь долго, что пора бы и задуматься, а не тратишь ли ты попусту свою бессмертную жизнь. Остальные актеры выглядят в своих ролях так же убедительно, но, конечно, Суинтон и Хиддлстон тут на первом плане. Все эти компоненты соединяются в алхимическом тигле Джармуша, становясь основой для идеального фильма о вечных существах, обремененных не только бесконечным количеством прожитых дней, но еще и пониманием того, что человечество не достойно великих вещей, все равно либо забудет, либо исказит, либо просто испортит.
А как же сюжет? А сюжет Джармушу не важен. Он фиксирует повседневную жизнь своих героев, не пытается сделать ее напряженной и сенсационной. Все у них тут тихо, по-домашнему. Да, приезд Авы влияет на их образ жизни, но все-таки подобных коллизий они уже насмотрелись. Говорят, что когда Джармуша попросили увеличить в фильме количество экшна, он наоборот взял и вырезал все экшн-сцены, которые на тот момент были отсняты. Было бы, конечно, интересно посмотреть на вырезанный материал.
Ночь, пустынные пространства, неприкаянные души, порой бессодержательные разговоры, немного смешного, чуть больше печального, в кадре разлита почти инфантильная мечтательность – если интересно такое, то вам сюда. За напряженным сюжетом и громким экшном в другие места. Но, думается, почти каждый зритель, если совпадет настроение, может получить от «Выживут только любовники» большое удовольствие. Любители же подобного кино в любом случае останутся в восторге.